Проблема прав животных поднималась в истории с достаточно давнего времени. Нельзя сказать, что эта проблема волновала общество: достаточно странным выглядело бы, скажем, соблюдение прав оленей в средневековой Англии, где оленина являлась важной частью рациона. Судьба зверей интересовала лишь энтузиастов-мыслителей, таких, как да Винчи, Вольтер или Руссо. Великий изобретатель и художник Леонардо да Винчи даже писал по этому поводу: «Придёт время, когда люди будут смотреть на убийцу животного так же, как они смотрят на убийцу человека». Мы можем только поразиться прозорливости Леонардо – такие времена наступают уже сейчас.

Например, существует Всемирная декларация прав животных, принятая ЮНЕСКО в 1978 году. Заметьте, всего через тридцать лет после Всеобщей декларации прав человека. Животная Декларация говорит нам о том, что «…животные являются живыми существами, обладающими способностью чувствовать и, поэтому, заслуживают особого отношения и уважения…». Но этот документ — всего лишь один из многих подобных ему. Первые правовые акты в защиту зверей появились в Англии, во время диктатуры Кромвеля, в 1651 году. Лорду-Протектору не нравились кровавые петушиные бои и булль-бейтинг (травля быков бульдогами, народная английская забава), и Парламентом был принят закон об ограничении подобных мероприятий. К слову, в то же время вождь английской революции планировал полностью уничтожить ирландцев, как нацию – и почти достиг этого, сократив население Зелёного острова на 750 тысяч человек. Запрет травли быков вызвал волну неудовольствия среди англичан, и был отменен Карлом II Стюартом сразу после его восшествия на трон.

Английская народная забава оставалась таковой до начала XIX века. Все попытки британских либералов покуситься на святое для каждого кокни или скаузера занятие оканчивались провалом: в 1800 году законопроект сэра Уильяма Пултени был заблокирован военным министром Великобритании на основании, что он ущемляет права рабочего класса. Аналогичную попытку лорда Эрскина в 1811 году члены Парламента высмеяли хоровым мяуканьем и кукареканьем. Принять же такой закон удалось лишь в 1822 году, когда полковник Ричард Мартин подкрепил свои слова в Парламенте показом избитого до полусмерти осла. Основанное им в 1824 году Общество по предотвращению жестокого обращения с животными (SPCA) занималось тем, что инспектировало скотобойни и уничтожало ружья подвернувшихся охотников. Несомненно, и полковник, и его друзья-члены Парламента, состоявшие в этом обществе, занимались благим и нужным Англии делом. Тем более, что в это же время в угольных шахтах по всей империи трудились десятки тысяч детей – по двенадцать часов в смену, за настоящие гроши, без какой-либо медицинской помощи и охраны труда дети и подростки выталкивали вагонетки с углём на поверхность. Закон об ограничении детского труда был принят только в 1833 году.

Научное обоснование прав животных получило своё развитие в трудах Артура Шопенгауэра. Учитель Фридриха Ницше в своём труде «Об основах морали» писал, что «пресловутое бесправие животных, ложное мнение, что наше поведение по отношению к ним лишено морального значения есть просто возмутительная грубость и варварство Запада, источник которых лежит в иудействе».

Новый всплеск защиты животных пришёлся на век двадцатый. В 1933 году парламент Германии (уже новый, национал-социалистический) принимает самый полный на тот момент свод законов о защите животных – «Tierschutzgesetz». Адольф Гитлер, канцлер, а затем и президент Третьего рейха, прокомментировал это следующими словами: «в новом Рейхе жестокость к животным будет запрещена». Приматов, лошадей, собак и кошек запретили использовать для экспериментов, в том числе медицинских. Поэтому практически все эксперименты, в том числе и вивисекторские, проводились на цыганских и еврейских детях в концлагерях. Особенно прославился этим Аушвиц (Освенцим), где доктор Менгеле уничтожил более сорока тысяч человек. Что любопытно – с точки зрения нацистов это было юридически оправдано – ведь евреи, цыгане, славяне и прочие унтерменши стояли на одном уровне с крысами – выше них были свиньи, затем орлы и волки. Верхушку эволюционной лестницы занимали истинные арийцы.Это был первый случай в истории, когда люди потеряли свой уникальный видовой статус, оказавшись юридически ниже животных.

После Второй мировой войны вопрос звериного права на какое-то время перестал волновать западную общественность. Оно и понятно: хватало собственных проблем – экономических, политических, социальных. Резкий подъём фармакологии и косметологии потребовал тысяч экспериментов, участниками которых стали лабораторные животные (именно отсюда и появилось выражение «лабораторная крыса»). Как результат – в 60-х годах в западной прессе появляются статьи, посвящённые правам зверей. Упор в них делался на недопустимость любых «жестоких» действий по отношению к животным – будь то использование в качестве подопытного, источника мяса или производителя. Появился даже специальный термин – «спесиецизм» ( «speciecism») – означающий дискриминацию по видовому признаку. Воплощение эти идеи получили в книге австралийского философа Питера Сингера «Освобождение животных», увидевшей свет в 1975 году. В ней Сингер указывает на прямое сходство между борьбой за права животных и борьбой за права женщин, чернокожих и геев. Главная идея «Освобождения животных» — равноценность главных потребностей человека и зверей.

Идеи учёных-идеалистов неожиданно нашли отражение в сердцах людей совсем другого толка. В 1976 году британский студент Ронни Ли основал Фронт освобождения животных – группу активистов-экологистов, изначально занимавшихся мелким хулиганством по отношению к охотникам – разбивая стёкла на машинах, а затем перешедших к поджогам фармацевтических лабораторий. В настоящее время ФОЖ – международная террористическая группа, действующая более чем в тридцати странах.

Про деятельность ФОЖ в России можно рассказать подробнее. Основанное в 2000 году российское отделение Фронта первоначально занималось мелким хулиганством – рисовало граффити с лозунгами освобождения зверей на общественном транспорте и рекламных плакатах. От мелкого хулиганства очень скоро перешли к крупному: в 2004 году группа активистов ФОЖ взломала помещение вивария РАМН, похитив оттуда больше сотни лягушек. Все они, по словам активистов, были отпущены на волю. В том же году из вивария биофака МГУ было похищено 110 крыс и 5 кроликов. На крысах, по словам сотрудников биологического факультета, испытывалось лекарство от алкоголизма. В 2005 году был разорён племсовхоз «Пушкинский», откуда исчезли две сотни хорьков. Большинство животных позже умерли в лесу, некоторых удалось спасти сотрудникам совхоза. В 2006 году из совхоза «Столбовая» ФОЖевцами были выпущены десять тысяч крыс и мышей, в звероферме Ленинградской области недосчитались тридцати двух тысяч (!) норок.

ФОЖ западный действует гораздо жёстче. В 1982 году британский ФОЖ разослал крупнейшим политикам Англии посылки с бомбами. В 2007 году был заминирован дом американского учёного-исследователя. С 1979 по 1993 год ФОЖ было совершено более 300 поджогов только на территории США…

Несмотря на подобные «инициативы», а может и благодаря им, тема прав животных вышла на новый уровень уже в наше время. В 90-х годах XX века в ряде стран Европы принимаются законопроекты в «защиту животных», благодаря которым интенсивное животноводство в этом регионе в настоящее время почти полностью прекращено. Как и разведение пушных зверей на специальных зверофермах. Поэтому львиная доля потребляемой курятины во Франции и Германии приходится на окорочка американского производства – США и Бразилии. Меховые изделия импортируются из Китая. Дальше — больше: в Австрии и Норвегии запрещается кастрировать котов и купировать уши собакам, по швейцарскому закону 2002 года домашние животные являются не собственностью хозяев, но членами общества, чьи интересы оно (общество) должно учитывать. В США, Великобритании, Италии и Швеции вузы обязаны не использовать животных в ходе учебного процесса.

Отдельной строкой идёт жестокое обращение с животными. Законодательство Грузии предусматривает за подобное деяние наказание до года исправительных работ, УК Австрии и Испании – год тюрьмы. Наконец, Латвия, разрешившая СС-овские марши и держащая половину населения в статусе «неграждан», может осудить за неподобающее обращение с животными на целых четыре года. Для сравнения, многие уголовные проступки, такие, как кража или хулиганство, тянут в Латвии на срок всего до двух лет.

Общественные организации по защите прав животных насчитывают миллионы сторонников, и оперируют огромными фондами. Регулярно проводятся акции протеста, направленные, однако, не против жестокости к животным в целом, но против отдельных компаний и коммерческих фирм. Подобная практика началась с середины 1970-х, когда по инициативе американского правозащитника Генри Шпира была затравлена компания-производитель косметики «Revlon», производившая опыты на кроликах. В середине 80-х американский ФОЖ объявил о диверсии на производстве батончиков «Mars», в которые якобы был подсыпан крысиный яд. Производитель шоколада был вынужден отозвать всю свою продукцию из магазинов, и понёс многомиллионные убытки.

Стратегия Шпира настолько укоренилась в жизни Запада, что даже попала на телеэкраны. Прекрасный пример разорения корпораций методом возмущения общественности жестоким отношением к зверям — фильм «Блондинка в законе 2» (Legally Blonde 2: Red, White & Blonde, 2003), в котором главная героиня, узнав об опытах над животными в косметической корпорации, собирает подписи в защиту зверюшек, и даже произносит зажигательную речь в Конгрессе, после которой окрылённые конгрессмены принимают соответствующие законы. Такие кампании проводятся на удивление избирательно, разоряя некоторых производителей, и помогая тем самым их конкурентам (которые почему-то защитников животных не интересуют). Не так давно в нашей стране прошли несколько «акций против меха», в ходе которых сторонники искусственной одежды пытались вломиться в магазины, или даже испортить одежду проходящих мимо людей. Магазины тоже были выбраны очень и очень любопытно: у дверей одних защитники животных появляются регулярно, у других их не видели никогда.

Из всего этого можно сделать вывод, что всё это не что иное, как методы грязной борьбы бизнесменов. «Зелёные» в таком случае работают на одних производителей, помогая тем разобраться с их конкурентами. Животные являются только ширмой, которой прикрываются грязные дела. К огромному сожалению, мы не имеем возможности заглянуть в карман всем этим фондам защиты прав зверей, и не можем найти источники финансирования их деятельности – иначе многое стало бы понятным.

Остаётся открытым вопрос – что же делать с правами животных? Есть ли права у зверей, если они не могут их осознавать? По этому поводу очень хорошо высказался российский эколог Алексей Вайсман, руководитель российского отделения программы «Traffic» Всемирного Фонда Дикой природы: «Нельзя подходить с человеческими меркам и социальными к животным. Они живут по другим законам. Нам нужно накладывать ограничения на собственные действия, чтобы своими действиями не нарушать законов, по которым существует живая природа. А то, чем занимаются, приписывая права социума к популяциям животных, это маразм и безграмотность. Если действительно говорить об охране природы и защите животных, надо действовать в соответствии с законами природы и теми законами, по которым животные существуют, а не по придуманным неким непонятным правам животных, которые существуют только в горячечном бреду этих зоозащитников».

Средства, потраченные животно-защитными организациями, могли бы спасти тысячи жизней по всему свету – будучи выделенными хотя бы на донорскую программу или на изучение раковых болезней. Миллионы долларов, потраченные правительством США на природоохранные инициативы могли бы быть потрачены на гуманитарную помощь населению Ирака и Афганистана, которое вымирает тысячами из-за разрухи, вызванной военными операциями НАТО. Но увы…

В 2008 году испанский парламент принял резолюцию о правах обезьян. Человекообразных приматов наделили правами на жизнь и свободу – так что теперь любой испанец, убивший гориллу, или держащий в неволе шимпанзе подлежит уголовному преследованию.

Подобные тенденции развития права не могут не пугать. Что мы увидим в будущем – права рыб, насекомых и растений? Или права еды? Не будут ли тюрьмы набиты людьми, собиравшимися порезать салат?

Что думают по поводу всего этого сами животные – неизвестно.